Дело жадного варвара - Страница 31

Пальцы Бага заплясали на клавиатуре.

Богдан передвинул стул и сел напротив Бибигуль.

— Поймите, — проникновенно сказал он, — нам необходимо знать происхождение этих денег, иначе, как верно заметил единочаятель Лобо, вы оказываетесь под серьезным подозрением.

Богдан старался, как мог. Он задавал наводящие вопросы о деньгах на все лады. Но Бибигуль была непреклонна. Драгоценное время безнадежно уходило.

Наконец, спустя полчаса, Богдан отер пот со лба и подумал уже, что, наверное, нетрадиционные методы получения показаний, которые, по слухам, применяет иногда единочаятель Багатур, и вправду могут оказаться в чем-то действеннее его человеколюбия и искреннего желания помочь подозреваемой. Откручивать женщине нос – это было абсолютно неприемлемо; но и уйти несолоно хлебавши было никак нельзя. Помимо прочего, через полтора часа их с Багом ждала еч Ли. Богдан мучился и пытался вызвать в памяти прецеденты судебной и исполнительной практики, хоть как-то, хоть отдаленно напоминающие нынешний случай, но – тщетно.

Он страшно не хотел трогать самую больную для женщины тему, но она сама не оставила ему выхода. Ее безоговорочное, отчаянное молчание, если оно не было следствием соучастия в преступлении, могло иметь только одну причину.

— Может быть, — так мягко и задушевно, как только мог, наконец спросил он впрямую, — это связано с вашим сыном?

— Все в моей жизни связано с моим сыном, — мертво ответила Бибигуль.

— Может быть, эти деньги прислал вам его отец?

Бибигуль молчала.

— Может быть, вы по каким-либо причинам никак не хотите раскрывать нам его имя?

Бибигуль молчала. Но Богдан по глазам ее понял, что угадал.

— Ведь это же трагическая нелепость, единочаетельница Хаимская, — проговорил он. — Мы все равно узнаем раньше или позже. Зачем делать из этого проблему? Мы не сплетники, не журналисты… Вы лишь увеличиваете нам хлопоты, а себе – страдания.

Бибигуль молчала.

И в это время на редкость долго не подававший признаков жизни Баг громко и выразительно сказал «кхэ».

Богдан вопросительно обернулся в к нему.

— Еч Оуянцев… — как-то очень задумчиво глядя на экран «Керулена» проговорил Баг. — Кхэ… Открылись некоторые новые обстоятельства, с которыми вам необходимо познакомиться. Прямо сейчас, — он поднял глаза на женщину. — Вы… позволите нам с напарником где-нибудь на несколько минут уединиться?

— Я сама выйду, — сказала Хаисмкая, тяжело поднялась и, обессилено шаркая ногами, вышла из комнаты.

Баг проводил ее взглядом, дождался, когда она покинет комнату, и чуть наклонился к Богдану.

— Мне покоя не давало полвечера, почему лицо мальчика там, в спальне, мне кажется знакомым, — почти шепотом проговорил Баг. — Ты его помнишь?

Богдан выжидательно пожал плечами.

— Взгляни, — сказал Баг негромко и повернул «Керулен» экраном к Богдану.

Весь экран занимала красочная фотография красивого, мужественного человека лет тридцати пяти-сорока. Мальчик был похож на него, как две капли воды.

— Это же… Непроливайко… — прошептал Богдан.

— Да, еч Богдан. Да.

Баг закрыл фото и вызвал только что наспех склепанный из разных баз текстовый файл.

Двенадцать лет назад великий космопроходец и национальный герой Ордуси, бесстрашный исследователь радиационных поясов и металлосодержащих метеоритов, Кавалер нефритового веера Джанибек Гречкович Непроливайко прибыл в Александрию Невскую после очередного триумфального покорения бесконечных пустот в честно заслуженный полугодовой отпуск и одновременно – для научной подготовки следующего дерзкого рывка в неизведанное. Джанибек Гречкович, человек удивительной мужественности и темперамента, в те годы был в расцвете сил и устремлений, а его гордый, прекрасный профиль не сходил с обложек иллюстрированных журналов и экранов телевизоров, и не одна юная ордусянка засыпала с его именем на устах. Ныне постаревший Непроливайко отошел от космических дел и проживает на покое в своем имении близ Каракорума вместе с семьей.

Джанибек Гречкович, по вероисповеданию убежденный католик, с юности женат был на Зирке Мнишек, также ревностной католичке, прославленной звезде Ялтинской синематографической студии. Указанная Зирка была широко популярна среди любителей синемы во всем мире; она сделала блестящую карьеру – начав с Ялты, Мнишек последовательно покорила ряд прочих студий и подмостков, блистая редкой красотой и обширными дарованиями, и очень скоро получила приглашение из заморского Голливуда, известной фабрики грез, куда и отправилась.

Указанная Зирка отличалась, однако, крайне скверным и взбалмошным характером.

Здесь в тело файла была неизвестно кем сделана выделенная желтым цветом врезка, гласившая: «Удивительно мерзкий характер. Сволочной такой. Стерва она».

Жители разных городов Ордуси неоднократно становились невольными свидетелями ее несообразного поведения и даже нескольких сцен ревности, каковые звезда экрана, не стесняясь присутствием зрителей («Наоборот – вдохновляясь!» — думал Баг, перечитывая вместе с напарником собранные за последние сорок минут данные), устраивала своему супругу, Джанибеку Непроливайко.

— А ты знаешь, я с этим сталкивался, припоминаю… — задумчиво проговорил Богдан. — Я тогда только-только начинал… Мы даже разбирали один такой случай: Мнишек расцарапала в кровь лицо официантке в харчевне, когда та подошла к ее мужу попросить автограф.

— И чем дело кончилось? — заинтересованно спросил Баг.